… я прекрасно понимаю, что меня подкупают и тянут в какую-то тёмную историю, за которую я очень поплачусь. с
Эта тёмная история уже стала частью этой девушки. Внутри всё было съедено будто червяками, и опустошенно пиявками. Каждое переживание проходило через неё, оставляя кровоточащие раны, не успевающие заживать. За такую короткую жизнь такая большая волнующая история. В неё всё: боль, страсть, надежды, падения, скорбь. Впрочем, незачем перечислять ту полноту эмоций, которую пережила оборотень. Один из её переломных моментов. Оборотни издавна наводили страх на местных жителей. Они разрывали людей на мелкие части, по которым с трудом можно было распознать когда-то улыбающегося парня или ревнивую женщину. Волки не понимали, зачем природа сыграла над ними такую злую шутку, для чего им приходится убивать. Когда они находились в зверином обличье, то совершенно не контролировали себя. Лишь изредка слышала свой голос на задворках сознания. А на утро чаще всего отключались, совершенно ничего не помня о событиях прошедшей ночи. Она справилась с этим. Каждый раз, испытывая зверскую и пронзительную боль, мучительные пытки, она не забывала оставаться человечной, оставаться живой, а не лютым волком.
— И давно ты беременна? Не заметно пока.
— Видишь ли… часов пять примерно.с
Однако не это воспоминание ярким возгласом раздаётся у неё внутри. У неё будет ребёнок. Эта хроника ещё не окончена. Воспоминание есть действительность. Тогда она совершенно не знала, что делать. Хейли воспринимала происходящее со стороны, чувствуя себя абсолютно чужой. Мутный разум не мог как-то принять сведения и всячески пытался защитить себя от инородных вмешательств. Задурманенное состояние продолжалось пару-тройку дней. Маршалл стала понемногу приходить в себя. И единственное, что её заботило — это то, что она ничего не чувствовала. А это хуже всего. Когда ты переживаешь хоть какие-то эмоции, будь-то страх, зависть, злость, ты живёшь, ты чувствуешь себя личность. Девушка не могла понять, как относится к тому, чьё сердце теперь стучит в её животе. Хейл откровенно не ощущала некой материнской любви к своему чаду или всепоглощающего ожидания появления на свет. Ну и об этом сложно думать, когда ты похищена кучкой сумасбродных ведьм, доказывающих, что твоё ребёнок — дьявол во плоти. «Весь в отца». Они несколько дней проводили свои опыты и обряды, не объясняя волчице ни слова. Она уже было начала думать, что никогда не станет снова свободной. Все надежды сдулись, как воздушный шарик. Но всё изменилось с приходом Элайджи. В девушке заселился крохотный лучик чаяния, который тут же погас, вместе со словами Клауса. Отец её ребёнка отказывался от всего, что с ней связано. Может Хейли и делала вид, что ей всё равно, что их ничего не связывает, но верила ли она самой себе? Частичка древнего жила в ней, согревая изнутри. Волчица не решила, оставлять ребёнка или нет. Она не была готова к такому повороту событий, одна страстная ночь кардинально изменила всю незадачливую жизнь. Но Клаус услышал! Услышал ли её мысли или же просто учащённое сердцебиение малыша, но он услышал! В этот момент всё внутри оборвалось. Она смотрела на вампира, прямо в его пронзительные отрешённые глаза, она ощущало тепло внутри себя. На секунду все замерли, в этой величественной тишине она услышала удары. Тук-тук, тук-тук. И тут закружилась голова, она ощутила на себе поток эмоций, будто прорвавшийся сквозь окаменевшую дамбу. Ни тени сомнения не проявилось на лице. Ожившее сердце бешено разгоняло кровь по организму, отчего щёки стали алыми. Она подняла руку на уровень талии, боязно и робко положила её на живот. «Моё».
Хейли лежала на кровати, задумчиво глядя в потолок и изредка посматривая на свой прилично округлившийся животик. Элайджа забрал брюнетку в особняк Майклсонов, пытаясь создать некое подобие благополучной семьи, которая не существовала ни в мире древних, ни в мире Хейли. Девушка была дважды брошена родителями, родными и приёмными. Она не знала, каково это иметь понимающую и всегда готовую прийти на помощь мать. Брошенным ребёнком она росла всю свою сознательную жизнь. Никогда нельзя отнимать у детей детство. Раннее взросление — унылая пора. Однако это научило Хейли выживать, быть самостоятельной и независимой. Эти качества не раз спасали её. Сильные переживания вновь захлестнули её с головой. Готова ли она к появлению ребёнка? Никакого представления о семье она не имела, лишь задавалась мыслью, хорошей ли матерью она будет для своего малыша? В голове было столько вопросов, на которые ответа не было дано. Но была дана поддержка. Хейли даже не представляла, что ей суждено стать частичкой семьи древних.
Безумную благодарность она испытывает к Элайдже. Она чувствовала его бескорыстную великодушную заботу о себе, его пылкие волнения, переживания. Знала, что кому-то нужна, кто-то защищает её. А он ведь, правда её защищал. Он выполнял свои обещания. Сильный, упёртый и необычайно вежливый Майклсон. Не видя происходящего, Хейли бы никогда не поверила. Есть ли между ними нечто большее? Невооружённым взглядом заметно. Девушка оправдывает себя тем, что, вероятно, первый раз в жизни, чувствует себя необходимой и защищённой. Семью, родство, часть чего-то большого и личного, что она не одна. Женский пол всегда тает, когда ощущает внимание и опеку. Милая Хейли, только не теряй голову, прошу.
Толчок. Белая улыбка засияла на смуглом личике.
—Эй, аккуратней, малышка. Хейли парила где-то на ступени выше того, по чему ходят люди. Теперь она явно чувствовала в себе живое существо, которое росло изо дня в день, заставляя толстеть свою мамочку. Маршалл всё чаще улыбалась, иначе она просто не могла. Она пообещала себе ни за что не повторить судьбу своих родителей и отдать своей дочери всю себя. А та шевелилась в животе, давая знать, что она всё слышит и понимает.
— Хэээй, — рассмеялась волчица, чувствуя лёгкую щекотку. В комнату вошла Ребекка и скрестила руки на груди. Её белокурые локоны были забраны в витиеватую причёску, щеки покрывал лёгкий румянец, и она как всегда безупречно выглядела.
— Ты что тут, опять с ума сходишь, — она подняла бровь, но не смогла сдержать улыбки.
—Толкается, — пояснила Хейли, нарочито сделав серьёзное лицо.
—Развлекайся, — Бекка усмехнулась и оставила волчицу одну.
Что их связывало? Хейл не знает и не может объяснить, почему Ребекка с ней добра и иногда даже искренна. Что-то общее из силы духа, уверенности, в них есть, возможно, даже заносчивость. Несмотря на высокомерность блондинки, волчица относилось к ней по-светлому, если можно употребить такой эпитет. За достаточно короткое время всё же они смогли подружиться, хотя зачем таить, что это не так. У Бекс имеется воз и маленькая тележка подводных камней, на которые то и дело наталкиваются окружающие её люди, и нелюди. Пока Маршалл удалось увернуться, но хрупкая лодочка их дружбы может не обогнуть эти рифы.
[align=right]У меня внутри — завтрак и ребенок. Как не сойти с ума?[/align]
Клаус изменился за эти месяцы. Хейли не понимала, что в нём скачет из крайности в крайность. «Хотела бы я знать, что на самом деле он чувствует, что ему дорого? Что он скрывает за одной из своих масок?» А масок у таинственного вампира было предостаточно. Во всяком случае, вряд ли можно было назвать человека, который знает, какой есть Клаус на самом деле, а какой — лишь притворство, под которым можно укрыться, как под панцирем. С самого начала он избегал беременную девушку, беременную его ребёнком. Он никогда не находился с ней в одной комнате, не читал книгу, ничего. Только сейчас, в одиночестве лёжа на двуспальной кровати, волчица задумалась над этим. Хейли считала, что он просто убегает от ответственности, от своих чувств. Ведь Клаус всегда так делает, он просто избавляется от волнующих его проблем. Одиночество поглощает его и сжирает изнутри, и древний всячески пытается спрятать его за грубостью и жестокостью, чуждостью к состраданию. «Вот бы добраться в самую суть, в его существо». Девушка перевернулась на левый бок и подтянула ноги к животу.
Хейли пытается наладить с ним отношения, но он то притягивает её к себе, то снова убегает. Они никогда не разговаривали о судьбе будущего ребёнка, древний боялся ответственности, что было вполне понятно и объяснимо. Он один, он всегда один. У Майклсона нет дружеского плеча, помощника, он никогда никому не доверял и не доверился бы. Вокруг лишь те существа, от которых можно получить выгоду. Те, кто обязаны ему, и те, у кого нет выбора. Клаус ни разу не спросил, как волчица себя чувствует и что происходит у неё в голове. Ему такие вещи были чужды, он давно уже забыл что это — делиться переживаниями и просто открыто разговаривать. Его искренность спрятана в иголке, которая лежит в сундуке его очерствелого сердца, под броней которого существует нечто большее, чем можно увидеть. Но кое-что Хейл успела разглядеть. Его ревность. Это может показаться странным, но это чудовище с зелёными глазами зарылось в его мысли. Он замечал ту давящую атмосферу между старшим братом и матерью его будущего ребёнка, и Хейл подметила это. Но, несмотря на всё, в ее щемящем сердце была неподкупно-правдивая нужда. Ей необходим Клаус. Катастрофически. Знать, что у него на уме. Но всё лишь отдавалось смутным отголоском несбывшихся надежд. «Что может произойти после рождения малыша?» Она волновалась об этом больше всего. Ведь невообразимо прочувствовать всю принадлежность дитя матери. Ещё тогда, когда ведьмы хотели лишить девушку беременности, она чётко осознала, что ни в коем разе не допустит этого, она будет биться, страдать, засыхать, изнывать, но её малыш будет жить. Он достоит всего, что так и не удалось получить волчице. Он достоин матери, и никто не посмеет отнять у него родителей. Ребёнок — всё, что у неё есть. Крошечная частичка, неотделимая от сердца и души, которая всегда будет у неё внутри. Хейли поклялась всячески его защищать, заботиться о ком-то, кроме себя. О части себя.